пятница, 31 марта 2017 г.

"Родная, избяная Русь, за что тебя хотел бросать я…"

"… Прости, ведь я к тебе вернусь
В твои любимые объятья…"


65 лет назад уже десятый свой поэтический сборник лудил простой советский трубадур Дунаев Семен Дмитрич:
"Есть силы сильнее чумы!
Трумэн в ударе.
Он рад от души:
"Блохи – не плохи
И вши хороши".
Рад он не в меру,
Что "воинов" – тьма:
Яды, холера,
Тиф и чума…
Нет, не заставит
Кровавый урод
Встать на колени
Корейский народ.
Грозный во гневе
И лютый в бою,
Сможет спасти он
Отчизну свою.
Флагом ООН'а
Злодейств не прикрыть,
Будет Корея
Свободно жить.
Сгинет навеки
Исчадие тьмы:
Есть в мире силы
Сильнее чумы!
Семен Дунаев".
("Бурят-Монгольская правда", 1952, № 65 (30, март, с. 3).

четверг, 30 марта 2017 г.

"Все, как один, на сраженье за мир…"

"… Голос растет от Москвы до Сиднея.
Голос, как птица, летит за Памир:
- Руки кровавые прочь от Кореи!"
  


65 лет назад в авангарде бдительно следящих за происками американских империалистов шли обычные советские люди:
"Мир будет упрочен, война  не пройдет
Обзор стихов начинающих авторов
Американские империалисты при поддержке предателей английского и французского народов, напрягают все усилия к тому, чтобы огнем и кровью проложить себе дорогу к мировому господству.
Вот уже более двадцати месяцев империалистические разбойники истребляют миролюбивый корейский народ, применяя при этом все виды оружия, вплоть до бактериологического.
Но ни бесчеловечные массовые убийства, ни ужасы бактериологической войны не сломили воли корейского народа и его решимости добиться победы над врагом.
Все честные люди мира на его стороне. Пятьсот миллионов человек, подписавших Обращение Всемирного Совета Мира о заключении пакта между пятью великими державами, сумеют остановить обезумевших захватчиков.
Трудящиеся Бурят-Монголии, как и всего Советского Союза, полны решимости отстоять дело мира. Ярким свидетельством горячей солидарности с героическим корейским народом и непреклонной воли к миру являются десятки и сотни писем, написанных стихами, ежедневно
поступающих в «Бурят-Монгольскую правду» от тружеников полей, рабочих предприятий, учащихся. Все они твердо уверены, что мир будет упрочен на земле, и единодушно заявляют о своем стремлении отдать все силы для строительства коммунизма в нашей стране, для еще большего укрепления могущества своей горячо любимой Родины.
Какие высокие и благородные чувства простых советских людей вложены в строки этих произведений! Пусть стихи эти слабы по своим художественным и поэтическим достоинствам, пусть им далеко еще до совершенства. Главное в том, что они выражают волю всего советского народа, всего прогрессивного человечества.
Вот что пишет из села Турунтаево Прибайкальского аймака инвалид Великой Отечественной войны И. Е. Соловьев.
   ... В Америке банкиры
   Народам вновь грозят войной,
   Но на пути их лагерь мира
   Стоит гранитной стеной.
   В его рядах страна свободы
   С великим Сталиным идет.
   Так пусть на радость всем народам
   Наш Сталин много лет живет!
Рабочий леспромхоза И. Калашников в стихотворении «Думы о мире» рассказывает, о чем думает мать, стоя над колыбелью своего маленького сына: «Спи спокойно, - говорит она, - твой покой не нарушит сирены вой. Не для того советские люди прошли всю Европу, чтобы снова им угрожали войной».
Эту же мысль продолжает В. Возяков:
   Будь же спокоен, родимый,
   Мы не дадим вражьей силе
   Смех твой развеять счастливый
   Гулом кровавой войны.
   Слышишь, идут миллионы
   Армией тесно сплоченной
   В бой за счастливую жизнь,
   За мир и счастье народов земли!
Беспредельная любовь трудящихся к Великому Сталину, непоколебима их вера в могучий его гений. Этими чувствами проникнуты буквально все стихи начинающих авторов: В. Ерофеева, С. Тентилова, Н. Вершинина, А. Сатюкова, А. Козлова, И. Капустина и многих других.
Твое ученье бессмертно, мудрый Сталин! – восклицает ученица 7-го класса Курумканской средней школы А. Батуева:
   Ты дал нам счастье на земле
   И мы, дети советской страны,
   Будем бороться за мир во всем мире!
Проживающий в с. Адамово Баргузинского аймака А. Паньков обращается с призывом:
   Кто хочет мира – дружней сплотимcя!
И как бы отвечая на этот призыв, М. Астрихинский из Заиграево пишет:
   Лишь с сильным считаются враги.
   Они боятся нашей мощи, -
а В. Байбородин из Еравны прямо заявляет:
   Ну, а если кто навяжет нам войну,
   Снова встанем мы железною стеной.
Простые люди всего мира бдительно следят за происками американских империалистов. Ни одно их злодеяние не пройдет безнаказанно. Поджигателей войны ожидает тот же бесславный конец, каким завершили свой кровавый путь гитлеровские людоеды.
   Запомните дельцы из Нью-Йорка,
   В руках чьих факелы войны чадят,
   По всей земле простые люди зорко
   За вашими движениями следят.
                                                      (Д. Обухов).
Об этом же пишут тт. В. Мичков, М. Фомина, В. Клюхикин, Л. Бондаренко, А. Рябоволов, Г. Сурганов, Л. Кизнова, И. Зуев, Н. Ковалев, В. Борисов, В. Федин, А. Ковалева, Г. Гонсурунов, А. Какзулин, В. Андреев, Ю. Тхор, И. Колзлов, А. Простокишина, Д. Карпинская, К. Оленников и десятки других начинающих авторов. Это – голос всего бурят-монгольского народа, который вместе с народами нашей великой Отчизны уверенно идет к сияющим вершинам коммунизма".
("Бурят-Монгольская правда", 1952, № 64 (29, март, с. 2).

среда, 29 марта 2017 г.

"Рядом с кухней отеля "Миако", где нас кормят морской капустой…"

"… Есть пруд и рыбы. Однако
Их никто не ест, - будь им пусто!"


70 лет назад большая радость поджидала советского зрителя, истосковавшегося по хорошему современному спектаклю:
 "Театр
"Русский вопрос"
Неизмеримо возрос за годы второй мировой войны в глазах человечества престиж и авторитет советского социалистического государства. Успехи его, его последовательная борьба за мир и демократические свободы радуют и наполняют гордостью сердца миллионов простых, честных тружеников там, за рубежом, и вызывают бешеную злобу у тех, для кого война была средством обогащения.
Человеконенавистники из трестов и синдикатов, "рыцари наживы", тайные и явные пособники фашизма озабочены и встревожены активной ролью Советского Союза в отстаивании принципов демократического мира и безопасности народов. Они чувствуют в нем серьезную помеху на пути к осуществлению собственных
империалистических планов. Реакционеры делают все для того, чтобы спрятать правду о Советском Союзе, заставить народы забыть о героической роли советских людей в дни мировой войны и злобной клеветой пытаются подорвать растущий авторитет Советского Союза, представить в извращенном виде его внешнюю политику. Большую роль в этом походе на СССР играют реакционные газеты, делающие общественное мнение".
Константин Симонов, побывавший в Америке сегодняшнего дня, и рассказывает в своей новой пьесе о борьбе, ведущейся вокруг "русского вопроса".
Сюжет пьесы "Русский вопрос" прост, но увлекателен, полон неожиданных положений. Крупнейшего газетного короля, хозяина и редактора нью-йоркской реакционной газеты и совладельца других больших изданий Макфферсона и его компаньона Гульда, уже не удовлетворяет текущая мелкая клевета на Советский Союз. У них возникла мысль о более крупной провокации – издать антисоветскую книгу: "Десять причин, по которым русские хотят войны".
Кому поручить написать ее? Выбор их пал на способного журналиста Смита. У Смита есть честное журналистское имя, читатели его знают как журналиста, симпатии которого на стороне Советского Союза. Правдиво и честно рассказал он американцам в своей первой книге, изданной в годы войны, о своих впечатлениях о Советском Союзе, о героическом советском народе. Расчет провокаторов прост: поверив автору первой книги, читатели поверят ему и сейчас, поверят всему, что бы он ни написал.
Смит колеблется: внутренне он не в состоянии решиться на столь грязное дело. Но Макфферсон и Гульд приводят в действие сильные пружины: за книгу будет выплачен гонорар в сумме 30000 долларов, из них 7500 долларов – сразу же при подписании договора. Товарищи уговаривают Смита принять предложение Макфферсона, они даже завидуют ему. Настаивает на поездке в Россию и Джесси, невеста Смита. Она достаточно развращена прежними богатыми покровителями и никогда не выйдет замуж за бедняка. Джесси рисует Смиту заманчивые картины семейного счастья, обеспеченной жизни. И Смит поехал в Москву.
Прошло три месяца. Возвратившийся Смит находит дома все то, о чем с такой страстью мечтала когда-то Джесси, уставшая от бесприютной, необеспеченной жизни газетной чернорабочей, секретарши газеты Макфферсона: уютный загородный дом, мебель, автомобиль, купленные в рассрочку под будущий гонорар.
Книга еще не написана, но о ней кричат огромные рекламы… Старуха-мать, узнав о поступке сына, посылает ему письмо, в котором называет сына подлецом.
Между тем Смит лихорадочно работает, скрывая от всех, что он пишет совсем не ту книгу, которую ждет от него Макфферсон. Он не находит в себе сил оклеветать русских, которых он видел и в бою, и в труде, чью честность хорошо узнал. Правда сильнее личных интересов Смита! В беседе со своим приятелем Морфи он говорит: "Это было сильнее меня. Мне стало вдруг стыдно за себя, за тебя, за всех нас, за нашу прессу, за наш народ, который терпит и каждый день жует вместе с завтраком (хватает газету) эту чепуху. Я вспомнил, что я – человек".
И вот книга на редакторском столе.
Макфферсон в ярости. Он, веря в могущество доллара, и предположить не мог, что Смит осмелится не оправдать его надежд, посмеет иметь свои убеждения. Но книге предшествовала реклама, книгу нужно дать читателю во что бы то ни стало, иначе Макфферсон потерпит убыток, понизятся и его политические фонды. Он дает Смиту десять дней на переделку книги. Журналист отказывается, тогда Макфферсон грозит Смиту стереть его в порошок, рисует страшный путь нищеты и это – не простая угроза...
Смит потерял работу, дом, который был куплен в кредит, жену, которая не перенесла разорения. Все попытки выпустить книгу у других издателей закончились крушением, потому что власть Макфферсона всемогуща.
Но все-таки побежден не Смит, не миллионы других смитов, которые хотят, чтобы восторжествовала правда, свобода и мир.
В душе Смита нет уже ни колебаний, ни растерянности. Потерявший все, он нашел самое важное – твердую веру в лучшее будущее своей страны, сознание необходимости возвращения к славным традициям Линкольна и Рузвельта.
Пьеса «Русский вопрос» идет сейчас на сцене Вологодского областного драматического театра. И это радует зрителя, истосковавшегося по хорошему современному спектаклю. В результате большой творческой работы постановщика-режиссера Н. А. Шмидт и всего коллектива спектакль получился ярким, выразительным.
В. В. Сафонов – журналист Смит – дал глубокий анализ переживаний и чувств рядового американца, который быть может на минуту поддастся мысли о сделке с совестью, но в силу любви к своей родине, к ее лучшему будущему, в силу чести американца всегда найдет правильный путь и сделает верную оценку отношений Америки с Советским Союзом.
Исполнение Сафоновым сложной роли Смита, в сопоставлении с предыдущими сыгранными им ролями, свидетельствует о неуклонном творческом росте артиста.
Запоминающейся, вызывающей брезгливость и отвращение, проходит перед нами фигура Макфферсона. Артист Д. А. Турек-Далин мастерски создал образ прожженного бизнесмена, в совершенстве овладевшего искусством купли и продажи, убежденного, что все и всех можно купить.
Несколько неуверенно, апатично играет артист Н. И. Календер – исполнитель роли Гульда. Гульд – подхалим, все его действия – тонкий расчет, который сводится к одному – спихнуть Макфферсона и занять его место, для Гульда каждый промах хозяина – ступенька к его собственной удаче, а в исполнении Календера – это только лакей, но ни в коем случае не соперник.
Не совсем удалась роль Джесси артистке Т. П. Жуковской. В исполнении ее мало теплоты и много неестественных жестов и интонаций. Джесси переживает драму. Она хотела бы пройти жизнь вместе с человеком, которого полюбила. Она любила Смита, пока у него были доллары, и уходит от него, бессильная побороть свою тоску по комфорту, обеспеченной жизни. Эта тяжелая борьба ее самой с собой не раскрыта артисткой особенно в эпилоге.
Морфи, корреспондент одной из газет Херста, в исполнении артиста П. И. Крамчанинова – жалкий, опустившийся человек, заглушающий вином голос совести, которая еще время от времени тревожит его. Морфи сознает, что жить без подлости в этом мире херстов и макфферсонов нельзя, ему тяжело это, но он не в состоянии бунтовать. Единственное, что еще осталось у него нетронутым – это дружба к Смиту и запрятанная в самые тайники сердца, любовь к стенографистке Мэг – простой, честной девушке, образ которой создала артистка З. Ю. Самсонова.
Заслуживает внимания исполнение артистом В. В. Мартыновым роди Харди, корреспондента одной из газет, хроникера скандальных происшествий. У Харди нет принципов, нет таланта, за 10 долларов он напишет какую угодно гадость. Ему все равно о чем и о ком писать, лишь бы платили.
Ужас и омерзение вызывает у зрителя появление Харди в заключительной сцене. Как гробовщие, который приходит, когда мертвец еще не остыл, поспешил Харди, чтобы заработать свои 10 долларов на информации о брошенном и выброшенном на улицу Смите.
Н. М. Казарин нарисовал яркий тип беспринципного издателя Кесслера, у которого один бог – капитал. Гораздо бледнее выглядит О’Кинли – редактор левой либеральной газеты. Правда, роль его невелика, но артист Б. Н. Нигоф не раскрыл и то, что нужно и можно было показать зрителю - что, даже не смотря на сочувствие к Смиту, интерес к его книге, О’Кинли недостаточно стоек, чтобы пойти на риск. Убеждения его, столкнувшись с авторитетом Макфферсона, разлетелись в прах. О’Кинли и больно, и стыдно за свою трусость, но в игре артиста это нашло мало отражения.
Отрадно, как всегда, отметить, что художественное оформление (художник В. И. Назаров) вполне отвечает духу пьесы.
«Русский вопрос» - большой и нужный спектакль, творческая удача артистов Вологодского областного театра.
А. Кибардина".
"Красный Север", Вологда, 1947, № 63 (29, март), с. 3).

вторник, 28 марта 2017 г.

"Лет бы сбросить мне, ребята, шестьдесят…"

"… Я бы тоже стал вожатым
Октябрят".


45 лет назад в СССР компетентные органы уже даже начинали немного присматриваться к пионерам поселка Малаховка:
"Марш пионерии: "Всегда готов!"
"Ромашка"
В нашей школе уже два года работает клуб интернациональной дружбы "Ромашка". Членами клуба являются почти все ученики. Интересно в клубе. Ребята 6 "а" класса написали письмо сотрудникам Дрезденской галереи с просьбой помочь организовать "Малую Дрезденскую" в нашей школе и получили хороший ответ. Немецкие друзья рассказали о своем старинном городе и обещали прислать репродукции картин.
Наши ребята переписываются с учениками средней школы города Плауэна, стараются больше узнать о пионерской организации ГДР.
Очень интересно проходят вечера, посвященные дню образования ГДР. Мы проводим конкурсы на лучшие письма, рисунки, пишем поздравительные открытки, собираем посылки и все это отправляем друзьям в школу им. К. Цеткин.
В клубе ребята знакомятся с биографиями великих людей Германии, со старинными обычаями, ритуальными праздниками…
Таня Рябинкина,
президент клуба "Ромашка" 48-й школы поселка Малаховка".
("Люберецкая правда", 1972, № 50 (28, март), с.  2).

понедельник, 27 марта 2017 г.

"Мнящейся описки – смысл, короче всё…"

"… Ибо нету сыска
Пуще, чем родство!"


40 лет назад в СССР большую общественную работу вели потомки:
"Г. Г. Пушкин – гость лыткаринцев
Недавно жители Лыткарина встретились с Григорием Григорьевичем Пушкиным – правнуком великого русского поэта. Во дворце культуры "Мир" он выступил с рассказами о судьбах потомков Александра Сергеевича Пушкина.
Григорий Григорьевич родился в селе Лопасня, бывшем имении Гончаровых (теперь это город Чехов), в 1913 году. После окончания сельскохозяйственного техникума служил в рядах Советской Армии в Виннице. Затем остался на сверхсрочную службу, работал в органах МВД…
Н. Сергеева.
Фото Е. Яковлева".
("Люберецкая правда", 1982, № 49 (27, март), с.  3).

воскресенье, 26 марта 2017 г.

"Слепящий свет сегодня в кухне нашей…"

"…В переднике, осыпана мукой, 
Всех Сандрильон и всех Миньон ты краше
 

Бесхитростной красой".


75 лет назад на временно оккупированных советских территориях удовлетворялось любопытство и рассеивались слухи: 
"На бирже труда
Ежедневно на биржу труда гор. Юзовки является большое количество людей, желающих получить известие от своих родных или знакомых, уехавших на работу, в Великую Германию.
Чтобы удовлетворить любопытство и рассеять слухи, распространяемые отдельными лицами, мы печатаем выдержки из первого письма, полученного из Дортмунда (Германия) от одной девушки, выехавшей с первым транспортом. Это письмо было вложено в полученное одним офицером германской армии письмо от своей дочери с просьбой о передаче по адресу.
-------
Дортмунд, 4 марта 1942 года.
Здравствуйте, дорогие мамочка и родные!
Во-первых, передаю вам свой привет и крепко-крепко целую. Мама, доехали мы очень хорошо и я сразу же была направлена, на место, где сейчас и нахожусь. Живется, мне очень хорошо. Правда, сначала я думала, что мне не справиться с работой, но все оказалось, совсем нестрашным. Мне все очень терпеливо об’ясняют и учат, так что я уже начинаю осваиваться с работой.
Ах, мамочка, какая здесь красота и культура, и в доме и на улице! При уборке квартиры, например, и вообще при всякой работе всегда бываешь совершенно чистая, даже руки не пачкаются, потому что самое трудное делают машины. Ковры чистятся пылесосами, ножи и вилки специальной машинкой и даже хлеб режется не руками, а тоже машиной.
Мамочка, какое- удовольствие работать наряженной в белый передник и управлять этими прекрасными, умными машинами!
В магазинах много всего - мяса, масла, конфет, хлеба, макарон, орехов, вообще всего. И очередей здесь нет никаких. И какое все это вкусное, вы себе и представить не можете.
Ну, мама, не сердитесь, что так мало написала, но это письмо передаю с оказией и тороплюсь. В следующем письме напишу много больше и обо всем подробно. Передайте привет всем знакомым девочкам и советуйте им то же как можно скорее ехать к нам сюда на работу. И знайте, мама, что я совсем счастлива, только очень беспокоюсь о вас. Целую вас крепко-крепко.
Ваша дочь В. Л."
("Донецкий вестник", Юзовка, 1942, № 25 (26, март), с. 3).

"Эх, замочу!" - 87

"Я слышал в школе на уроке:
Рек желтая вода
Под солнцем Африки жестоким
Вся высыхает без следа.
Но нет нигде такого зноя,
Который высушить бы мог
Бегущий солнечной страною
К Москве, к Кремлю любви поток,
Поток могучий, полноводный –
Поток любви, любви народной".



суббота, 25 марта 2017 г.

"Советский край, страна большевиков…"

"… Страна великих дерзновенных планов!
Видна ты мне со всех материков,
Со всех земель, морей и океанов.
И где б я ни был – ты всегда со мной:
В Шанхае, в Лондоне,
В Париже и в Варшаве.
И знаю я: ведут к тебе одной
Дороги и пути обоих полушарий".


60 лет назад знакомили советского читателя с нелегкой жизнью трудящихся капзапада прогрессивные французские журналисты:  
 "Алжирцы Парижа
Владимир Познэр,
французский журналист
Вечером тротуары Парижа кишат народом. Над крышами, как гроздья ракет, взрываются световые рекламы – красные, голубые, фиолетовые. Автомашины колоннами скапливаются на перекрестках. Прилавки булочных парижане берут штурмом, а в кафе – это часы вечернего аперитива, проглатываемого тут же, у стойки. Обрывки разговоров, смех, споры, а на улице неистовствует репродуктор, скликая зрителей на очередной киносеанс.
Иное в предместьях Парижа: в Сен-Дени, Обервилье. Шумы города сюда доносятся глухо, а улицы тут почти пустынны. Впрочем, вглядевшись получше, вы заметите в подворотнях группки людей. Они переговариваются о чем-то приглушенными голосами, то и дело кто-нибудь выглянет, внимательно осмотрит улицу. Все это напоминает комендантский час во время осадного положения.
Это алжирцы. Алжирцы Парижа бастуют. Может быть, сейчас появятся полицейские грузовики и станут прочесывать квартал: заскрипят на полном ходу тормоза, из крытых автомашин на мостовую посыплются люди в мундирах с автоматами наготове.
- Руки вверх!
Но пока все тихо. Люди стоят, разговаривают, вдыхают ядовитые испарения близлежащих химических заводов.
Я подхожу к одной из групп и спрашиваю:
- Как пройти на улицу Справедливости?
Люди умолкают.
- Возьмите влево, вдоль канала и потом опять налево… Там и будет улица Справедливости, мосье…
… На улице Справедливости я не застал дома товарища-алжирца, который согласился быть моим гидом. Его молодая жена, живая, веселая француженка, пригласила меня сесть, угостила вином. В комнате было чисто, на полках стояло около сотни книг. В колясочке спал двухнедельный ребенок, меж его круглых щечек угадывался совсем не алжирский носик.
- Я всего три дня, как из больницы, - сказала хозяйка. – В Алжире вся семья моего мужа: мать, сестры. Мне так хотелось бы познакомиться с ними! Они теперь в горах: их выгнали из деревни…
- Вы переписываетесь?
- Нет, там строгая цензура. Они все равно не могли бы ничего рассказать. А мы отсюда тоже не решаемся писать, выжидаем…
На лестнице послышались шаги. Отец новорожденного вошел в комнату.
-Добрый вечер, товарищ. Предложила гостю выпить? – добавил он, обращаясь к жене.
Мы вышли. Мой проводник миновал закрытое кафе и вдруг нырнул в какой-то темный подъезд. Я иду вслед за ним по узкому коридору,
сворачиваю, подымаюсь по темной лестнице. Он стучит в какую-то дверь. Она медленно, словно, неохотно, приотворяется.
Это нечто вроде задней кладовой кафе; здесь собралось десятка полтора алжирцев. Один из них, высокий, широкоплечий, говорит на безупречном французском языке. Он хозяин кафе. Вместе с ним здесь две его дочки-студентки. Остальные – рабочие. Они бастуют, как, впрочем, и все алжирцы, живущие во Франции, сейчас как раз алжирский вопрос обсуждается в ООН.
Большинство из присутствующих – уроженцы района Мишле в Алжире. Уже месяц, как этот район отрезан от внешнего мира: ни письма, ни посылки родным из Франции туда не доходят. Население голодает. В тех, кто пытается перейти за пределы зоны, стреляют без предупреждения.
- Если бы даже мы работали, все равно денег своим не пошлешь, - толкует один из рабочих.
- Полиция, если найдет у тебя несколько су при обыске, сразу берет на подозрение: а не пожертвования ли это в фонд Национального фронта освобождения? И тут же за решетку, а деньги поминай как звали…
Они говорят все вместе, словно боятся, что не успеют поделиться друг с другом мыслями. Потом один высокий худощавый алжирец обращается ко мне:
- Рассказывают, что дети там, дома, едят траву. Ползают на четвереньках от голода и едят траву…
Я чувствую, как меня охватывает стыд. Я спрашиваю высокого:
- У вас в Алжире дети?
- Их там у меня семеро.
- Пять,- коротко отзывается другой.
- У всех дети там, в Алжире, - подытоживает хозяин кафе. - Душ тридцать наберется вот у этих, что здесь сидят…
На дворе становится все темнее, туман сгущается. Приближается время полицейской облавы. Двое молодых рабочих, разговаривавших вполголоса в нише у двери, здороваются с моим спутником, когда мы проходим мимо них, направляясь к выходу.
Улицы теперь совсем пустынны: ни прохожих, ни машин. Мой гид открывает какую-то дверь – я отступаю от неожиданности: яркий свет, множество людей.
Это кафе принадлежит французам, поэтому оно открыто ночью. Но за столиками одни алжирцы. Большая группа собралась возле радиоприемника.
- Призыв к забастовке встретил горячий отклик в парижском районе, - говорит диктор. – Хотя и не на всех заводах…
Все слушают, затаив дыхание. Я всматриваюсь в лица сидящих за столиками. Много молодежи, есть и старики и люди среднего возраста. Одеты в старые, латаные пиджаки. Грубые, тяжелые руки выглядят неуклюже на мраморе столиков. Эти руки никогда не знали отдыха, пальцы обожжены огнем, изъедены кислотами: во Франции алжирцы
заняты на самых тяжелых и низкооплачиваемых работах.
- У нас бросили работу все, - замечает один из слушающих радио.
- А я не знаю, как наши: со вчерашнего дня не был в цехе. Но, по-моему, должны бастовать все.
- В нашей кузнице семеро алжирцев, - вступает в разговор третий. – Пошли и заявили хозяину: "Бастуем". Он спрашивает: "Надолго ли?" "Не знаем, - говорим, - видно будет. В газетах пишут, что на неделю".
Я спрашиваю:
- А как французы?
Но в это время диктор продолжает передачу. Алжирцы слушают внимательно.
Я повторяю свой вопрос:
- А французские рабочие?
Мне не успевают ответить. В дверях появляются двое: старик, опирающийся на металлический костыль, и юноша, поддерживающий его под руку.
- Салют, товарищи! – говорит молодой. Это француз.
Слепой алжирец пробирается между столиками к радиоприемнику. Я думаю о новорожденном, которого видел сегодня на улице Справедливости. Вырастет ли он черноволосым и смуглым, как его отец? Или у него будут каштановые волосы и белое лицо, как у матери? Кем он вырастет: алжирцем, французом? Это решит он сам. Сейчас он растет. Растет, и ему не придется ползать на четвереньках и питаться травой.
Я спрашиваю у своего спутника:
- Как ты назвал сына?
- Рашидом.
- А жену твою как зовут?
- Жанетта.
- Передай ей привет от меня,- сказал я. – Привет и спасибо.
- Передашь ей сам, когда придешь к нам обедать, - отвечает он.
Париж, февраль".
("Огонек", 1957, № 12 (17, март), с. 22).

пятница, 24 марта 2017 г.

"Я иду тропой скалистой вдоль границ…"

"… Вижу в небе перелетных стаю птиц.
И машу им, улетающим во след:
«Передайте дорогой моей привет».
Ты встречай, родная, дома этих птиц,
Что летят из дальних стран и от границ,
Где я верно нашей Родине служу,
И твоей любовью вечно дорожу.
Поклонись им, улетающим сюда,
Я вернусь к тебе, родная, навсегда".


60 лет назад в СССР полную свою некомпетентность проявляла шведская разведка:
"Недавно в советской печати было опубликовано сообщение о вскрытии органами государственной безопасности СССР нескольких шпионских групп, подготовленных и заброшенных шведской разведкой на территорию Эстонской ССР. Редакция журнала «Огонек» получила многочисленные письма читателей, в которых советские люди выражают возмущение грязными действиями шведской разведки и просят подробно рассказать на страницах журнала об обстоятельствах, связанных с разоблачением этих действий. Откликаясь на многочисленные пожелания читателей, а также принимая во внимание тот факт, что в последнее время определенные круги в Швеции пытаются на страницах печати голословно отрицать причастность шведской разведки к преступным акциям, проводившимся против Советского Союза, редакция журнала «Огонек» обратилась в Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР с просьбой сообщить дополнительные данные, касающиеся этого вопроса.
Мы публикуем документальный очерк о некоторых событиях, связанных с действиями разоблаченных шпионских групп и с работой органов государственной безопасности по обезвреживанию этих групп. Материалами для очерка явился рассказ майора Ю. В. УГЛОВА, принимавшего участие в проведении мероприятий по вскрытию шпионских групп, а также беседы с очевидцами и с некоторыми из задержанных шпионов.

Листья  падают
Г. Гришин, А. Нормет
...
Стокгольм, Гимерставэген, 24
...
Человек бредет по Стокгольму. На Шлюссен он садится в трамвай. Двадцать минут езды – и вот предместье Эльвшё. На Гимарставэген, среди похожих друг на друга, как близнецы, светлых отштукатуренных домов, стоит тот,знакомый, под номером 24. В трехстворчатых окнах на первом этаже темно. Чтобы попасть в квартиру, надо обойти дом со стороны асфальтированного тупика. Человек отпирает дверь. Войдя к себе, зажигает свет, снимает пальто и шляпу. Взгляд его падает на студенческую фуражку с корпорантской лентой на околыше. Сколько воды утекло с тех пор, когда он состоял членом корпорации «Фратернитас Эстика» в Таллине!
А в Стокгольме... Связь с эмигрантскими организациями... Кое-какие выгодные делишки... За это платили деньги. Но тут – шведская полиция, арест, тюрьма. Выйти на волю удалось только через шведскую разведку. Так эстонец Аркадий Вальдин превратился в шведского шпиона под кличкой «Атс». Его попечителем стал опытный разведчик, капитан шведской секретной службы Курт Андреасон. Отец Курта, полковник в отставке, любезно предоставил свою виллу для занятий с будущими шпионами.
Вспоминая сухопарую, долговязую фигуру Андреасона, Вальдин на мгновение задумывается о том, что шведы в последнее время стали его оттирать и сами непосредственно поддерживают связь с работающими в Эстонии агентами. Было немного обидно, что они не всю информацию, получаемую из Эстонии, передают ему... Впрочем, кроме шведов нашлись и хозяева рангом повыше. Право, с американцами работать куда выгоднее, чем с этими скрягами. Аркадию твердили еще в детстве: стремись устроиться в солидной фирме...
Расчесывая редеющие волосы, Вальдин окидывает взглядом комнату. Все на месте: развешенные на стене топографические карты Латвии, Литвы и Эстонии; аэродромы помечены на них кружками. Сейф с картотекой, жестяные ящики с печатями советских учреждений, бланками. Не торопясь, Вальдин наливает рюмку коньяка и залпом выпивает. Потом долго курит. Комната наполняется дымом сигарет «Честерфильд». На письменном столе разбросаны радиодетали... Стоит приемник...
Вальдин подходит к аппарату. Щелчок. Говорит Стокгольм, передача неинтересная. Лучше переключиться на Лондон, но и там тянут что-то нудное. Берлин? Диктор деловито рассказывает о выпуске каких-то новых станков на народном предприятии. А вот и знакомая русская речь. Какой спокойный голос у московского диктора!.. Вальдин слушает, стараясь не пропустить ни слова.
Теперь говорит Таллин. Так же спокойно и деловито течет речь эстонского диктора. Может быть, родственники Вальдина сейчас тоже слушают эту передачу?.. А он здесь, один, среди чужих людей... В доме живет его брат Эдмунд, юрист. Но даже с братом они чужие...
Еще рюмочку... Таллин передает музыку. Ту, к которой он привык с детства. Поет хор. Мелодия рождает образы свадьбы, деревенского праздника. Спохватившись, словно кто-то дернул его за рукав, Вальдин выключает приемник. Он подходит к железной кровати. Пора спать. Маленькая лампочка мягко освещает комнату. На столе четко вырисовывается сине-черно-белый флаг буржуазной Эстонии...
Наутро Вальдин сидит за столом, аккуратно выбритый и подтянутый. Перед ним – «учебные пособия»: радиопередатчики, приемник, бланки радиограмм, наушники. На пальце левой руки поблескивает кольцо с тремя золотыми львами на синем эмалевом фоне. Напротив Вальдина – три «ученика»...
...
План капитана Виллера
Совещание началось в четыре часа дня, но все же в кабинете полковника Осетрова пришлось зажечь электрический свет. Уже несколько суток шел непрерывный дождь, и на узких улицах Таллина было темно. Полковник, помешивая ложечкой чай в стакане, остановил взгляд на худощавом человеке в штатском, сидевшем у дальнего конца зеленого стола.
- Ну, что ж, капитан Виллер, вам начинать. Докладывайте.
Человек в штатском поднялся и одернул пиджак сзади, как обычно военные люди одергивают гимнастерку. Осетров мысленно усмехнулся: наверное, уже никогда капитану не избавиться от этой привычки.
Виллер раскрыл папку с бумагами и не спеша начал:
- Некоторое время тому назад группа неизвестных совершила одно за другим два убийства: убиты депутат районного Совета Вольдемар Лейнпуу и заместитель председателя колхоза Альберт Линдеман. В обоих случаях бандиты захватили все документы своих жертв... Приблизительно в то же время и в том же районе радист воинской части услышал работу радиооператора с незнакомым почерком. Он решил, что в соседнюю воинскую часть назначен новый радист, но предположение его не подтвердилось. Он доложил об этом случае командованию. Мы установили радионаблюдение и через некоторое время запеленговали в районе Ляянеских лесов радиопередатчик. Однако выход в эфир на этот раз был очень коротким, а дальнейшее радионаблюдение ни к чему не привело: рация не возобновляла работы.
Виллер перевернул листок и продолжал:
- Три недели назад девушка-почтальон Сильви Таммик, привезшая газету лесному объездчику Янсену на хутор Кютти, заметила человека, стремительно выбежавшего из дома и скрывшегося в ельнике. Девушке это показалось подозрительным, тем более, что Янсен несколько раз переспросил ее, не заметила ли она кого-нибудь, подъезжая к дому. В тот же день Сильви Таммик сообщила о своих подозрениях в органы госбезопасности. Мы заинтересовались Янсеном. Вот первые сведения о нем.
Виллер передвинул к себе другую папку.
- Альберт Янсен приехал несколько месяцев тому назад с острова Хийумаа и купил хутор у одинокой женщины. Купил, не торгуясь, заплатил довольно крупную сумму. С ним приехала старушка-мать. На Хийумаа он был лесным объездчиком и здесь очень настойчиво добивался этой же должности, причем именно на этом участке...
Янсен покупает в магазине сельпо явно больше продуктов, чем необходимо для двух человек. Продавцу он сказал, что продукты требуются для рабочих, ведущих на участке санитарную вырубку. Проверка показала, что никакой вырубки в этом районе не проводилось и не проводится.
Недавно Янсен в разговоре с Сильви Таммик спросил девушку, нет ли у нее в отделении связи знакомого электротехника, который бы взялся исправить аккумулятор для радиоприемника. Объездчик объяснил ей свою просьбу тем, что несколько дней назад купил в районе радиоприемник, а аккумулятор к нему испортился. «В магазине, - сказал, он, - их сейчас нет». Девушке эта просьба показалась странной, потому что никогда раньше Янсен о такой покупке не говорил и ни антенны, ни приемника у него в доме Сильви Таммик не видела. Она обещала Янсену все разузнать, а о разговоре сообщила нам. Проверка показала, что в магазинах районного центра за последние две недели было продано четыре радиоприемника. Все четыре уже зарегистрированы в почтовом отделении. Среди владельцев фамилии и адреса Янсена не значится.
По нашей просьбе Сильви Таммик сообщила объездчику, что один ее знакомый электротехник возьмется исправить аккумулятор.
Как мы установили, аккумулятор, переданный Янсеном девушке, оказался американского производства. Маркировка была тщательно зачищена ножом. Этот аккумулятор мы оставили у себя, а через два дня Сильви привезла Янсену осколки другого, сказав, что по дороге упала вместе с велосипедом на камни и разбила аккумулятор. Объездчик, по словам девушки, побелел, как полотно, потом набросился на нее с площадной руганью…
Виллер кончил докладывать и закрыл обе папки.
- Вопросы к капитану есть? – спросил Осетров, отодвигая стакан с остывшим чаем.
Виллер приготовился отвечать и снова одернул несуществующую гимнастерку.
- Вы считаете, товарищ капитан, что шпион, действующий в районе Ляянеских лесов, в данный момент лишен радиосвязи?
- Во всяком случае, после второй замеченной нами радиопередачи выходов в эфир не было. Вероятнее всего, вышел из строя аккумулятор. Янсен, как видно, должен был обеспечить исправление, но потерпел неудачу… Можно, разумеется предположить и другую причину молчания: разведчик перебазировался в другой район. Но это маловероятно: какой смысл ему менять базу перед наступлением зимы? Кроме того, Янсен не предпринимал никаких попыток уйти с работы, а количество закупаемых продуктов не уменьшилось.
- По вашему мнению, Янсен – единственный пособник шпиона?
- Да. Иначе не было смысла перетаскивать его за тридевять земель с острова Хийумааа. Но сам шпион, возможно, действует в составе или во главе банды, которая совершила убийство товарищей Лейнпуу и Линдемана. Судебная и медицинская экспертиза показала, что в убийстве участвовала группа из трех-четырех человек.
- А почему вы связываете те два убийства с действиями шпиона?
- В обоих случаях убийцы не могли рассчитывать на то, что при их жертвах находятся крупные суммы денег. Вещи убитых целы, даже такие, как часы. Однако аккуратнейшим образом изъяты все документы. Кроме того, общественное положение обоих убитых, авторитет, которым они пользовались среди населения, - все это заставляет сделать вывод, что убийства были совершены по политическим мотивам. Далее, как я уже докладывал, район действий шпиона и убийц приблизительно совпадает. Значит, можно предположить, что шпион одновременно является главарем или входит в состав банды завербованных им людей.
- Что представляет собой местность, где они скрываются?
- Густой лесной массив площадью в несколько сот квадратных километров, заболоченный в центре. Туда очень редко заходят даже охотники.
- Что дало дальнейшее наблюдение за хутором Янсена?
- Наблюдение весьма затруднительно: хутор стоит на отшибе. Проследить же Янсена во время его «прогулок» в лесу, не вызывая подозрений объездчика, невозможно…
Вопросы иссякли. Полковник Осетров попросил вносить предложения.
- Начнем с вас, товарищ Киви, - обратился он к молодцеватому, подтянутому лейтенанту.
- По-моему, - начал лейтенант, - материалы, собранные капитаном Виллером, создают ясную картину. Мне кажется, надо немедленно арестовать объездчика Янсена и одновременно в быстром темпе прочесать лес. Шпион и его банда не успеют скрыться.
Лейтенант сел.
- Разрешите мне, - взял слово майор Хейнасте, худой, высокий человек, очень широкий в плечах. – Я думаю, что войсковая операция в данном случае совершенно неприемлема. Во-первых, обнаружить в лесу место, где скрываются шпион и банда, очень трудно. Во-вторых, если даже мы его разыщем, будет бой. Это значит почти наверняка дать разведчику возможность уничтожить бумаги, представляющие для нас большой оперативный интерес, а может быть, и самого себя.
В обсуждение вступил еще один участник совещания, сидевший рядом с Виллером:
- Мы имеем две версии: либо шпион действует в составе банды, либо банда и шпион действуют отдельно. Как я понял, проследить Янсена в лесу невозможно. Арестовать Янсена – значит спугнуть шпиона. Кроме того, у нас нет прямых улик о его преступной деятельности. Пока это все еще только подозрения. Я предлагаю направить в лес группу наших людей под видом охотников, попарно, разбив всю территорию на квадраты. За несколько дней положение станет более ясным.
- Но так мы решим только первую часть задачи – разведывательную, - откликнулся лейтенант Киви, - а главное дело – поимка – так и останется нерешенным. Мне кажется, что в самом начале была совершена ошибка: не следовало оставлять у себя аккумулятор. Наоборот, надо было дать шпиону возможность выходить в эфир. Это позволило бы нам установить точно, где находится радиооператор. Раз мы потеряли эту возможность, нам остается предпринять, как мне кажется, решительные оперативные действия и в крайнем случае уничтожить шпиона.
Виллер попросил слова:
- Видите ли, замечание товарища Киви об аккумуляторе правильно только частично. Это верно, что, дав возможность шпиону выходить в эфир, мы уточнили бы его местонахождение. Но вопрос о поимке этим все равно не решался. Кроме того, шпион успел бы несколько раз связаться со своим центром и, возможно, передать важные сведения. Позволить этого мы не могли. Что касается плана войсковой операции, то я согласен с майором Хейнасте: в данном случае это не подходит. Поиски шпиона с применением «охотников» тоже дали бы мало. Они могли бы вызвать у шпиона подозрения, спугнуть его или кончиться боем. А если шпион действует в составе банды, то наши «охотники», разбитые попарно, оказались бы в невыгодном положении.
- Что же предлагаете вы? – спросил Осетров.
- Я предлагаю следующий план…
Через полчаса, подытожив обсуждение, полковник Осетров поднялся:
- Итак, принимается план капитана Виллера с моими поправками.Товарищ капитан, вы назначаетесь ответственным за организацию и проведение розыскных мероприятий. Помощников выберете себе сами. Советую взять, - в глазах полковника промелькнула хитринка, - и лейтенанта Киви…"
("Огонек", 1957, № 12 (17, март), с. 5-8).